Поздний вечер сгущался, сменяясь заступающей в свои права ночью: временем, сулившим раздолье криминальному воронью всех мастей. Чернильные тени стремительно укрывали город в своих объятиях, а мрак, свивший гнездо в худых переулках, грозил неосторожному бродяге встречей с кривыми ухмылками темных дельцов, опасных ничуть не меньше, чем лезвия длинных ножей под их плащами. Редкий человек мог заиметь повод выйти в такое время на улицу без злого умысла, а те же, кто в очередной раз были готовы преступить черту законов Равенстерна, только и ждали момента для воплощения в жизнь своих тайн.
Одними из таких оказалась группа молодых людей, спрятавшихся чуть поодаль от богатого поместья.
Когда неделей ранее одному из Аспидов посчастливилось оказаться взятым на воспитание богатой хозяйкой поместья, Феликс решил, что нельзя оставлять без особого внимания столь удобные обстоятельства, за счет чужого альтруизма открывшие банде новый путь к обогащению. Несмотря на то, что нового воспитанника Левесон не отпускали с территории дома без присмотра гувернантки, юноше-некроманту не составило труда найти способ связаться с подельником. Несколько умерщвленных, а затем поднятых в виде зомби голубей обеспечили банду нужной информацией, благодаря которой у Аспидов появилось четкое представление о внутреннем плане особняка, обещавшее существенно сэкономить время и силы на предстоящем мероприятии.
Феликс любил ночь, покровительствовавшую его ремеслу так же, как тяготел к видам притихшей на время жизни города. Не нравился ему только спорный шепот поблизости от себя, неуместно контрастирующий с варевом вязкой тишины: возможно, ему имело смысл самому решить, на кого из взятой с собой троицы «аспидов» возложить ответственность сторожа, нежели предлагать последним самостоятельно решить это между собой.
– Моя удача, – наконец победоносно заявил один из них под меланхоличный вздох Феликса:
– Вы определились?
– Рыжий будет на «шухере», все честно! – вторил ему ответ этого же юноши, которому повезло не вытянуть короткую соломинку – примитивный, но ходовой среди деятелей банды способ распределения ролей.
Прибрав волосы тканевой лентой и спрятав их следом под капюшоном, главарь Аспидов покинул импровизированное укрытие последним, предварительно убеждаясь в отсутствии патрулей на соседствующих улицах и тем самым предлагая пособникам ограбления идти вперед. Халфлинг по прозвищу Рыжий, как и было решено волей короткой соломинки, с очевидным недовольством притаился на углу поместья, готовый в случае угрозы предупредить подельников броском нескольких мелких камешков по окнам комнат – скучная и нелюбимая им обязанность.
Остальные, продолжив двигаться вдоль бокового фасада здания, притихли близ окна, чьи ставни должны были быть притворены стараниями обитающего внутри помощника. Настигнув свой небольшой отряд, Змееносец проверил участок растительности под окном на предмет присутствия там условленного знака – оторванного крыла одной из посылавшихся им в течение недели птиц.
Его наличие свидетельствовало о том, что все подготовлено к проникновению.
– За дело. И постарайтесь никого не разбудить – мне будет крайне неловко перед хозяевами, если мои люди наведут шума больше, чем слон в чайной лавке, – шепнул Феликс товарищам перед тем, как все трое оказались внутри и разбрелись по заранее обговоренным частям дома.
Сам же вампир тихими, едва ли не по-кошачьи мягкими шагами направился туда, где располагалась хозяйская. Опыт свидетельствовал о том, что барышни-аристократки редко отличаются богатой фантазией и большинство своих любимых драгоценностей хранят в непосредственной близости от себя. В шкатулках на прикроватных тумбочках, к примеру, или вовсе оставляют в открытом доступе на туалетных столиках: тащить из особняка громоздкие вещи Аспидам было ни к чему.

В своей среде Аспиды имели как союзников, дружба с которыми водилась тем крепче, чем чаще звенела выгода на ее весах, так и врагов, с предательской улыбкой склонных пожимать руку через ткань отравленной перчатки. Куда бы не упал взгляд банды, рано или поздно он грозил наткнуться на оскаленные клыки конкуренции, однако самой неприятной напастью неизгладимо оставались «Крысоловы». Так юные дельцы часто называли между собой их – стражников, для которых подобные Аспидам лоскуты городского отребья являлись назойливыми вредители, разносящими по жилам Равенстерна губительную чуму преступлений.
В этот же раз никто из членов банды, вторгнувшихся в поместье Левесон, не задумался о том, что по собственной воле ступает ногой в капкан, расставленный знающим о путях жертвы охотником.
Разглядывая в ладони несколько колец из числа добитых трофеев, мысленно прикидывая их себестоимость и цену, по которой эти же украшения согласятся взять жадные скупщики краденого, Змееносец с присущей ему тишиной покидал изученную хозяйскую спальню, когда взгляд ужалила глефа в руках незнакомца, затронутого лунным светом. В то время, как его подельники обшаривали другие комнаты особняка, лишая поместье небольших в размерах, но увесистых в цене вещей, вампир понимал, что фигура перед ним явно не принадлежит кому-то из Аспидов.
В силу неожиданности, осознанной спонтанно, подобно резкому удару по лицу, Феликс едва ли не отскочил обратно за порог спальни. Вышло это у него на удивление неуклюже и кольца, вылетев из руки, брякнули о пол, покатившись в разные стороны. Еще один, такой же скорый, такой же лихорадочный шаг назад и сапог, предательски наткнувшийся на препятствие позади, выбил вампира из равновесия.
– Умф... – только и вымолвил последний, без особенного шума повторив участь оброненных драгоценностей. Капюшон слетел с головы и несколько взъерошенных, длинных прядей жемчужных с седым волос упали на бледную кожу лица подростка. Возвратив взгляд на нового гостя особняка и одновременно с тем объект потенциальных неприятностей, он не спешил подниматься с пола, решив, что можно использовать зазорно случившиеся с ним обстоятельства для придания фальшивой беспомощности собственному виду.
– Да уж, ты словно козырь в рукаве профессионального шулера – появилась незаметно и в самый неожиданный момент, – последнее, что пришло на ум Змееносцу, но первое, что флегматичным тоном слетело с его языка после беглого изучения чужого силуэта, – Однако доброй ночи.
Деликатные неожиданности имели свойство быть любопытными, но все же вампир надеялся, что вооруженная – просто еще один грабитель, в одну ночь с коллегами по призванию забравшийся в богатый особняк из жажды отяготить карманы дорогой поживой. Вот только глефу с собой таскать не вписывается в разнообразие присущих ворам привычек – охранница, о которой по какой-то причине не упомянул аспидский подельник?
– Ты не из моих, это точно. Представишься? – наигранно улыбнулся Феликс, скрестив ноги под собой, а руки сложив на груди.

Отредактировано Феликс Нуаре (22.07.2017 20:23:33)

– Ах, так ты меня всего лишь арестовываешь... Жа-а-аль, – удрученно протянул Феликс, словно ребенок, впечатлительный и чудной, ожидавший торжественной демонстрации магического искусства известным волшебником, но узревший лишь руку иллюзиониста, бесславно держащую брыкающуюся тушку кролика над ореолом накрахмаленного «цилиндра».
– А если я не послушаюсь – вонзишь этот металл в мою плоть? – склонив голову на бок, он угнетенно посмотрел на оружие стражницы – обидное своим видом, грозившее выкорчевать внутренности из-под опеки скелетной клетки. Самый частый – и меткий, – аргумент, с которым приходится встречаться Феликсу в противовес вершимым им действиям. Глаза – два багровых граната, омытых в вареве из меланхолии, – прекратив уделять неприличное внимание древковому орудию, с крупицей подлинного любопытства прикоснулись к капралу Норик. В ней было что-то знакомое. Ее образ – один из сотни, – тонул в пучине горести, тонкой слюдой наслаивался на гневно жужжащий улей воспоминаний, но откололся – бархатной поступью, влекомый узнанным абрисом бледного лика, подкрался к сознанию, подернутому дурманом прошлого.
– Ты та девушка... Милый взгляду ферзь подле фигуры короля – ах, как же его звали? Того верховоду шайки, попившей крови из моих Аспидов... Нет, тогда еще не моих... Твои друзья чуть ли не войну устроили, когда ты пропала. Язвили нам лица не нашей виной, пеной бешенства капали нам на губы – думали, что это мы постарались... Ма-ари-иго-олд... Да, Мари, правильно?
Подружка вражеского атамана – он вспомнил ее, его пассию, с руками, ужаленными о колючую лозу беззакония, с теми же подкожными шрамами преступника, которые носят Аспиды, которые помнят обсушенные ядом преступлений ладони любого городского отребья, позволившего себе хоть раз омыть их в ручье бесчестной наживы. Удивительно, как она смогла предпочесть маске разбойника безвкусный плащ пустотелого закона.
Руки медленно сцепились в замок на затылке – оттаявшие до вальяжности широкие движения походили на то, как если бы Феликс, сонный и безмолвный, сладко потягивался в истоме разбитого сна, а не отдавал себя на милость аресту. Следом и сам поднялся с пола – выпрямился во весь невеликий рост, уступавший капралу Норик не меньше, чем на целую голову. И тут же сомкнутые за головой руки упали, обняли друг друга за локти вместе с робким шагом назад – играючий вызов отданному стражницей приказу от все так же безоружного ребенка.
В лучинах ночного светила с трудом находились изъяны, свойственные укушенному временем драугру, но под лаской искусственного освещения, разогнавшего колючую тьму от гостей хозяйской спальни, на вид первыми бросились губы – расцветшее на них пламя самой темной сирени доселе казалось лишь причудливой игрой теней под кротким касанием длани лунного блика. Смущающее зрелище. Однако не для некромантов, коим не нужны ввинченные в полость глазниц органы затем, чтобы увидеть неподвластное простому глазу. Люди, поры чьих тел еще не покинуло дыхание естественной жизни, не только внешне отличались от среброкожей Мари, в чьей груди Феликс не слышал звона кроветворного колокола.
– Полон колкостей неотвратимого сценарий... Такая чуждая прежде – перст на руке банды, тянущейся затем, чтобы сжаться на шее моих собратьев. А теперь я даже отсюда чувствую бегущий по твоим венам холод, который кажется мне роднее тепла, зажженного в чужих трепетных жилах... – не думая, спрятался Феликс под маской жалобной невинности, с печатью которой на своем исхудавшем лице бедные сиротки просят милостыню с камня грязных мостовых, – Как под лучами солнца меркнет свет свечей, так рядом с живыми мертвец – лишь источенный болезнью плод на цветущем дереве... Но ты мертва и присутствие твое мне по нраву, – закончил юный некромант, тем самым не скрывая твердого, как обтесанный ветрами гранит, предположения о сущности стражницы, чуждой живой природе. Не жалея слов, он сплетал их в усложненную парадоксами кисею, неосознанно стремясь к тому, чтобы заговорить собеседника, отравить ясность его мыслей губительным, как сок белены, смятением.
– Мои Аспиды уже под стражей? Я догадываюсь, что ты не одна... Цепные псы закона всегда бродят стаей... Какого же быть одним из них? Раньше ты почти ничем не отличалась от нас – воров, воспитанных улицей, – спросил Змееносец с такой осторожностью, словно дотрагивался пальцами до тонкого стекла, за которым царил иной мир. Хмурый, потому что слеплен из обсидиана цвета и мутного хризолита тонов, но по-своему занимательный, каким бывает непознанное. Опасный для тех, кто существует по другую сторону хрупкого барьера, а вопрос, прозвучавший в полумраке хозяйской спальни – скребок ногтем по этой податливой материи.

Отредактировано Феликс Нуаре (05.08.2017 20:28:42)